Главные события 1982 года в ссср. Трагедия на футбольном матче "Спартак" ‑ "Харлем" (1982)

Стадион еще не был оборудован крышей над трибунами, и к началу игры успели очистить от снега и открыть для болельщиков только две трибуны: "А" (западную) и "С" (восточную). Обе трибуны вмещали по 23 тысячи зрителей.

Во время матча на трибуне "А" находилось лишь около четырех тысяч зрителей, большинство болельщиков (около 12 тысяч) предпочло трибуну "С" , которая расположена ближе к метро. Большинство болельщиков пришло поддержать "Спартак", голландских фанатов было всего около сотни.

До самой последней минуты матча счет был 1:0 в пользу "Спартака", и многие замерзшие зрители потянулись к выходу. По одним данным, милиция направляла людей вниз по ступеням, по другим ‑ был открыт только один выход с трибуны.

Трагедия случилась на последней минуте матча. За двадцать секунд до финального свистка Сергей Швецов забил второй мяч в ворота гостей. Услышав радостный рев фанатов "Спартака", успевшие покинуть трибуны зрители повернули назад и столкнулись с потоком людей, идущих вниз. В узком пространстве, на обледеневших ступенях, возникла давка. Тех, кто спотыкался и падал, тут же затаптывала толпа. Не выдерживали нагрузки и металлические перила, из‑за чего люди с большой высоты падали на голый бетон.

По официальной версии следствия, в результате трагедии погибли 66 человек. По неофициальной же информации, которая долгие годы не раскрывалась, в тот день лишились жизни около 340 человек.

Советские власти пытались скрыть информацию о трагедии. На следующий день единственное сообщение появилось в газете "Вечерняя Москва" ‑ небольшая заметка на последней полосе: "20 октября после футбольного матча на Большой спортивной арене Центрального стадиона имени В.И.Ленина при выходе зрителей в результате нарушения порядка движения людей произошел несчастный случай. Имеются пострадавшие. Проводится расследование обстоятельств происшедшего".

Правду о том, что случилось на матче, власти сообщили лишь в 1989 году .

В ходе расследования трагедии было установлено, что во время давки на лестнице находились только болельщики ‑ среди погибших сотрудников милиции не было.

Как показала судебно‑медицинская экспертиза, все 66 человек скончались от компрессионной асфиксии в результате сдавления грудной клетки и живота. В больнице или в каретах "скорой помощи" ни один из пострадавших не умер. 61 человек получил ранения и увечья, в том числе 21 ‑ тяжелые.

Официально главными виновниками трагедии были названы директор стадиона Виктор Кокрышев, его заместитель Лыжин и комендант стадиона Юрий Панчихин, проработавший в этой должности два с половиной месяца. В отношении этих лиц было возбуждено уголовное дело по статье 172 УК РСФСР (халатное исполнение служебных полномочий). Суд приговорил каждого из них к трем годам заключения. Однако в это время вышла амнистия в связи с 60‑летием образования СССР, под которую попали Кокрышев и Лыжин. Панчихину срок заключения был сокращен наполовину. Он был отправлен на принудительные работы.

К уголовной ответственности командир подразделения милиции, обеспечивавшего охрану общественного порядка на трибуне "С", майор Семен Корягин. Но в связи с ранением, полученным в давке на стадионе, дело против него было выделено в отдельное производство, и позже он попал под амнистию.

В 1992 году на территории спорткомплекса "Лужники" был установлен памятник "Погибшим на стадионах мира" (архитектор ‑ Георгий Луначарский, скульптор ‑ Михаил Сковородин). Табличка у мемориала гласит: "Этот памятник установлен детям, погибшим 20 октября 1982 года после футбольного матча между московским "Спартаком" и "Харлемом" из Голландии. Помните о них".

20 октября 2007 года на стадионе "Лужники" , приуроченный к 25‑й годовщине трагедии. В матче встретились ветераны "Спартака" и "Харлема", в том числе участники игры 1982 года: Ринат Дасаев, Сергей Родионов, Федор Черенков, Сергей Швецов, голландцы Эдуард Метгуд, Кейт Мейсфилд, Франк ван Леен, Питер Кер и другие.

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

Трагедия в Лужниках 20 октября 1982 года - массовая давка с человеческими жертвами, произошедшая на Большой спортивной арене (БСА) Центрального стадиона им. В. И. Ленина (сейчас - стадион «Лужники») в Москве в конце первого матча 1/16 розыгрыша Кубка УЕФА между футбольными клубами «Спартак» Москва (СССР) и «Хаарлем» (Нидерланды).
В давке погибли 66 болельщиков «Спартака», многие из которых были ещё подростками. Эта давка стала самым трагическим случаем в истории советского и российского спорта.
Информация о количестве жертв этой трагедии появилась в советской печати лишь семь лет спустя, в 1989 году.
Накануне матча в Москве выпал первый снег. А сам день игры, среда, 20 октября 1982 года, выдался на редкость морозным (-10°С) для середины октября. Поэтому из 82,000 билетов на матч удалось распродать лишь около 16,500 (по некоторым данным −16 643 билета). В 1982 году стадион ещё не был оборудован крышей над трибунами. К началу игры, успели очистить от снега и открыть для болельщиков только две трибуны: «С» (восточную) и «А» (западную). Обе трибуны вмещали по 23,000 зрителей, что было значительно больше, чем количество проданных билетов. Во время матча на трибуне «А» находилось лишь около 4 тысяч зрителей, большинство болельщиков (около 12 тысяч) предпочло трибуну «С», которая расположена ближе к метро. Подавляющее большинство болельщиков пришло поддержать «Спартак», голландских болельщиков было всего около сотни. От каждой трибуны к выходам со стадиона вели по две лестницы, находящиеся в разных концах подтрибунного коридора.
Матч начался в 19:00. Уже на 16-й минуте игры Эдгар Гесс забил со штрафного первый гол в ворота «Хаарлема». Ближе к концу матча, не ожидая больше голов, значительная часть (к тому времени довольно замёрзших) болельщиков стала покидать свои места на трибунах и направилась к выходам. Большинство болельщиков трибуны «С» двинулось к лестнице № 1, которая находилась ближе к метро. Всего за 20 секунд до финального свистка Сергей Швецов забил в ворота «Хаарлема» второй гол. Приблизительно в это же время на Лестнице № 1 трибуны «С» в подтрибунном пространстве стадиона началась давка, которая привела к гибели 66 болельщиков.
Пострадавших в давке увезли на машинах «Скорой помощи» в приёмный покой Института скорой помощи им. Склифосовского. На следующий день секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов побывал в институте, где встретился с некоторыми врачами и родственниками пострадавших. Тела погибших сначала были перенесены к памятнику Ленину у стадиона, а затем были развезены по московским моргам и, после проведения судебно-медицинской экспертизы и опознания, возвращены родственникам для захоронения.
Единственное сообщение о трагедии было напечатано на следующий день на последней полосе газеты «Вечерняя Москва» под заголовком «Происшествие»:
«20 октября 1982 г. после футбольного матча на Большой спортивной арене Центрального стадиона имени В. И. Ленина при выходе зрителей в результате нарушения порядка движения людей произошел несчастный случай. Имеются пострадавшие. Проводится расследование обстоятельств происшедшего»
Газета «Советский спорт» и еженедельник «Футбол-Хоккей» после трагедии опубликовали (21 и 24 октября) подробные статьи об этом матче (под названиями «Холодная погода - горячая игра» и «Счёт на секунды»), однако умолчали в них о каком-либо несчастье, произошедшем с болельщиками.
Футболисты «Спартака» узнали о трагедии от начальника своей команды, Николая Старостина, на следующий день после матча. Согласно некоторым воспоминаниям, радиостанция «Голос Америки», возможно, уже вечером 20 октября сообщила о произошедшем. Однако футболисты «Хаарлема» утверждают, что они впервые узнали о том, что случилось, лишь через семь лет после трагедии.
После расследования трагедии следователями Московской городской прокуратуры дело было передано в суд. Все представители потерпевших были ознакомлены с материалами дела. На открытом заседании Московского городского суда 8 февраля 1983 года под председательством судьи В. А. Никитина уголовное дело было заслушано. Суд продолжался всего полтора дня.
К уголовной ответственности были привлечены директор Большой спортивной арены стадиона им. Ленина В. А. Кокрышев и главный комендант Ю. Л. Панчихин. 26 ноября им было предъявлено обвинительное заключение и на оставшееся время расследования они были заключены под стражу в Бутырскую тюрьму. Юрий Панчихин был назначен комендантом БСА всего лишь за два с половиной месяца до трагедии. Виктор Кокрышев уже через два дня после трагедии был исключён из рядов членов КПСС. Кокрышев и Панчихин оба были приговорены судом к 3 годам лишения свободы, что являлось максимальным наказанием по статье 172 УК РСФСР об ответственности за халатное исполнение своих служебных обязанностей. Однако в это время вышла амнистия в связи с 60-летием образования СССР. Кокрышев попал под амнистию, как лицо, имеющее правительственные награды, и был освобождён от наказания. Панчихину, в связи с амнистией, срок заключения был сокращен наполовину. Он был отправлен на принудительные работы в Подмосковье, а затем - в Калинин.
Также привлечению к уголовной ответственности подлежали заместитель директора БСА К. В. Лыжин и командир подразделения милиции, обеспечивавшего охрану общественного порядка на трибуне «С», майор С. М. Корягин. Но в связи с болезнью обоих (первый, ветеран ВОВ, лег в больницу с инфарктом; а второй был тяжело ранен - толпа швырнула его на бетон, когда он попытался остановить завал) материалы в отношении их были выделены в отдельное производство. Позже оба также попали под амнистию как лица, имеющие правительственные награды.
Суд проходил во Дворце культуры строителей в Кунцевском районе, возле станции метро «Молодежная». По окончании суда материалы уголовного дела поступили на хранение в архив Московского горсуда.
Хотя суд над виновниками произошедшего был открытым, однако, в прессе о нём не сообщалось. Первая публикация об обстоятельствах и жертвах этой трагедии появилась в прессе лишь шесть лет спустя, 8 июля 1989 года — с наступлением эпохи гласности.
В современной западной прессе трагедию в Лужниках нередко сравнивают с трагедией на стадионе «Айброкc» в Глазго (Великобритания), произошедшей 2 января 1971 г., из-за удивительной схожести в некоторых обстоятельствах этих катастроф. В обоих случаях трагедия произошла уже на последних минутах матча, когда сотни зрителей начали спускаться по лестнице и при этом один из них споткнулся и упал, вызвав цепную реакцию падений и последовавшую за ней давку. Также в обоих случаях в давке погибло одинаковое количество болельщиков - 66. И, наконец, оба несчастных случая совпали по времени с неожиданным голом, забитым на последних секундах матча.
Как установило следствие, для болельщиков были открыты две из четырёх трибун БСА: «С» и «А», вмещающие по 23 000 зрителей. Однако большинство болельщиков «Спартака» предпочло трибуну «С», так как она находилась ближе к станции метро. Поэтому на трибуне «А» во время матча находилось лишь 3-4 тысячи из приблизительно 16 тысяч зрителей на стадионе. Учитывая небольшое количество проданных билетов, а также необходимость в малые сроки перед матчем очистить трибуны от снега, и избыточное количество мест для болельщиков на двух открытых трибунах, решение администрации об использовании двух трибун из четырёх было признано следствием оправданным.
Обстановка на трибунах, по показаниям свидетелей, допрошенных следствием, была довольно напряженной: трибуны не успели полностью очистить и на многих местах ещё оставался снег и лёд, а многие болельщики, пытаясь согреться, приняли значительное количество спиртного. Милиционеров начали массово закидывать снежками и кусками льда, стремясь попасть им по голове, чтобы сбить фуражки. Иногда в милиционеров летели и бутылки. 150 хулиганов за время матча доставили в комнаты милиции, но это лишь раззадоривало других фанатов.
За несколько минут до окончания матча многие болельщики потянулись к выходу. Материалами дела было подтверждено, что были открыты все выходы с обеих работающих трибун, о чём годы спустя писали в газеты и сами болельщики. Но основная масса зрителей с трибуны «С» двинулась по Лестнице № 1. Так как люди замерзли, и многие были легко одеты, то все хотели побыстрее попасть в метро; по этой лестнице вниз двигался поток плотно прижатых друг к другу людей.
По показаниям очевидцев, на последних ступеньках лестницы упала девушка. Передние остановились и попытались помочь ей подняться, но народ сзади напирал и те, кто попытался помочь, были сразу смяты потоком, повалены и затоптаны. О них продолжали спотыкаться другие, и гора тел росла.
Когда произошел завал, давление толпы стало настолько большим, что металлические перила лестницы выгнулись под давлением человеческих тел и люди начали падать вниз на бетонный пол. Некоторых людей это спасло от гибели, а некоторые были раздавлены под грудой падающих тел.
По данным следствия, гол Швецова не усугубил положение, а, возможно, даже облегчил его, так как некоторые из зрителей - кто только выходил из многочисленных «люков» верхнего этажа стадиона на галерею к лестнице - кинулись назад и, тем самым, ослабили напор на уже идущих по лестничному маршу. Внизу, в спрессованной массе людей, при давке, развернуться и, тем более, создать встречный поток, было абсолютно невозможно.
Следствие установило, что во время давки на лестнице находились только болельщики, милиционеров не было, о чём свидетельствовал и тот факт, что среди погибших не было сотрудников милиции. Также было установлено, что лестница, где произошел завал, находилась под навесом и была совершенно сухой. Наледь и снег были на трибунах, но не на лестнице, где произошла трагедия. Каких-либо фактов того, что кто-то из сотрудников БСА или милиции подгонял болельщиков к выходу, также выявлено не было. Наоборот, следствие отметило, что решение администрации продолжить видеотрансляцию на стадионном табло, показав, после финального свистка, уход команд с поля и небольшой мультфильм, смогло удержать на трибунах часть болельщиков, что подтвердили и сами выжившие.
После проведения тщательного расследования (было допрошено 150 свидетелей, материалы уголовного дела занимают 10 томов) Московская прокуратура передала дело для рассмотрения в суд.
Согласно некоторым публикациям, следователь А. Л. Шпеер, в беседах с защитниками обвиняемых, признавал, что следствие не обнаружило каких-либо веских причин для предъявления обвинения их подзащитным, однако вынуждено было сделать это для того, чтобы «успокоить общественное мнение». По этой же причине, согласно этим публикациям, и для предотвращения возможности самосуда со стороны фанатов «Спартака», В. А. Кокрышев и Ю. Л. Панчихин на время расследования были заключены под стражу.

Мемориалы и память
22 октября 1992 года, к десятилетию со дня трагедии, у западных трибун Лужников был установлен памятник «Погибшим на стадионах мира».
20 марта 2007 года телекомпанией НТВ был показан документальный фильм «Роковой гол» из цикла «Победившие смерть», рассказывающий о трагедии в Лужниках.
20 октября 2007 года, в день двадцатипятилетия трагедии, в Лужниках состоялся матч памяти погибших между ветеранами московского «Спартака» и голландского «Хаарлема».
В октябре 2007 года в Голландии была опубликована единственная книга об этой трагедии - «Drama in het Lenin-stadion».
К двадцатипятилетию трагедии Андрей Алексин, Сергей Фисун и Антон Хабибулин записали песню под названием «Двадцатое число».
В 2008 году телеканал ESPN Classic показал в Европе документальный фильм «Русская ночь, скрытая футбольная трагедия» (Russian Night, the hidden football disaster).

30 лет назад вереница смертей высших руководителей государства круто изменила судьбу страны

В газетах о реальных обстоятельствах внезапной смерти первого заместителя председателя КГБ СССР, члена ЦК КПСС и генерала армии Семена Кузьмича Цвигуна не было ни слова. Но кто-то узнал, как именно ушел из жизни Семен Кузьмич, и слух о том, что один из самых доверенных людей Брежнева пустил себе пулю в лоб, быстро распространился по Москве.

Смерть Цвигуна стала первым драматическим событием 1982 года. Вслед за Цвигуном неожиданно умирает второй человек в партии — член политбюро и секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов. А закончится этот решающий в истории Советского Союза год уходом из жизни самого Леонида Ильича Брежнева. В кресле хозяина страны его сменит Юрий Владимирович Андропов, и начнется новая эпоха.

Разумеется, в начале года никто не мог предвидеть такого развития событий. Но смерть первого зампредседателя КГБ наложила мрачный отпечаток на все происходившее в стране. И сразу же пошли разговоры о том, что не все так просто — генерал Цвигун умер не своей смертью...

СМЕРТЬ ГЕНЕРАЛА ЦВИГУНА

Самым верным доказательством того, что Цвигун ушел из жизни не совсем обычным путем, было отсутствие подписи Брежнева под некрологом. Все решили, что за смертью Цвигуна стоит что-то политическое. Тем более что буквально через несколько дней скончался Суслов. А не связаны ли между собой их смерти? Не произошло ли в стране нечто тайное, что стоило жизни и тому, и другому?

Люди, более осведомленные в нравах тогдашней Москвы, пришли к выводу, что Цвигун оказался в центре скандала вокруг дочери генерального секретаря Галины Брежневой. Пошли разговоры о том, что это Цвигун приказал арестовать Бориса Ивановича Буряце, интимного друга Галины Леонидовны. Бориса Буряце называли «цыганом», потому что он пел в театре «Ромэн» (в реальности он был молдаванином). После знакомства с Галиной Леонидовной Буряце стал солистом Большого театра, вел завидно веселый образ жизни, ездил на «Мерседесе»...

Незадолго до всех этих загадочных смертей, 30 декабря 1981 года, в Москве произошло громкое ограбление. Неизвестные похитили коллекцию бриллиантов у знаменитой дрессировщицы львов народной артистки СССР, Героя Социалистического Труда Ирины Бугримовой. Рассказывали, что в число подозреваемых попал Борис Буряце. Его арестовали, но он вроде бы успел попросить о помощи Галину. А следствие по делу об украденных бриллиантах и других аферах, в которых фигурировало имя Брежневой, как считалось, курировал генерал Цвигун. И когда ему стало ясно, что все нити ведут в брежневское семейство, Цвигун, рассказывали, собрал материалы о сомнительных связях дочери генерального секретаря и отправился в ЦК КПСС, к Суслову. Семен Кузьмич выложил на стол результаты работы следственной группы и попросил разрешения провести допрос Галины.

Михаил Андреевич, говорили, пришел в бешенство и буквально выгнал Цвигуна из своего кабинета, запретив допрашивать дочь генсека. Генерал пришел домой и застрелился. А Суслов так разнервничался, что у него случился инсульт. Его в бессознательном состоянии отвезли из ЦК в спецбольницу, где он вскоре умер...

Потом, когда арестовали и осудили мужа Галины Брежневой — бывшего первого заместителя министра внутренних дел Юрия Михайловича Чурбанова, разговоры о том, что семья генерального секретаря погрязла в коррупции, получили подтверждение.

АНДРОПОВ И ЕГО ЗАМЕСТИТЕЛИ

Семен Кузьмич Цвигун был на одиннадцать лет моложе Брежнева. Окончил Одесский педагогический институт, работал учителем, директором школы, с осени 1939 года служил в наркомате внутренних дел. В 1946 году он получил назначение в министерство государственной безопасности Молдавии, где познакомился с Леонидом Ильичом, когда тот с пятидесятого по пятьдесят второй год работал первым секретарем республиканского ЦК. Брежнев проникся к Семену Кузьмичу симпатией, которую сохранил до конца жизни.

Леонид Ильич не забывал старых знакомых, помогал им. Он вообще обладал завидным даром поддерживать добрые отношения с нужными людьми, и они ему преданно служили. Особое значение Брежнев придавал кадрам госбезопасности, сам отбирал туда доверенных людей. В этой брежневской когорте ведущую роль играли два генерала — Семен Кузьмич Цвигун и Георгий Карпович Цинев.

До войны Цинев был завотделом, а потом секретарем Днепропетровского горкома. Его начальником оказался секретарь обкома Брежнев. В сорок первом оба пошли в армию. После войны Брежнев вернулся на партийную работу. Цинева оставили в кадрах Вооруженных сил, а в пятьдесят третьем, после чистки органов госбезопасности от людей Берии, перевели на Лубянку. Когда Брежнев стал первым секретарем ЦК, Цинев возглавил третье управление КГБ — органы военной контрразведки.

Цвигун и Цинев к моменту избрания Брежнева главой партии уже давно работали в КГБ. Но с тогдашним председателем комитета — Владимиром Ефимовичем Семичастным — отношения у них не складывались. Брежнев сменил Семичастного на Андропова. И сразу попросил вернуть Цвигуна из Азербайджана. Юрий Владимирович понимал Брежнева с полуслова. Через три дня Семен Кузьмич стал заместителем председателя КГБ. Еще через день Цинева утвердили членом коллегии КГБ. В 1970 году он и станет зампредом.

Цвигун и Цинев повсюду сопровождали Андропова, бесцеремонно располагались в его кабинете, чтобы присутствовать при важном разговоре. Так что Леонид Ильич знал каждый о каждом шаге председателя КГБ.

ГЕНЕРАЛЬСКАЯ ЛЮБОВЬ К КИНО

Цвигун и Цинев получили звание генерала армии, как и Андропов, хотя должны были в воинской иерархии стоять на ступеньку ниже начальника. Обоим Брежнев дал по Золотой Звезде Героя Социалистического Труда. При этом Цвигун и Цинев между собой не ладили. Это тоже устраивало Леонида Ильича.

Став первым замом, Цинев кричал и на генералов. Георгия Карповича многие в комитете ненавидели. Он, не задумываясь, ломал людям судьбы.

Благодушный по характеру, Цвигун никого особо не обижал, поэтому оставил о себе неплохую память. Семен Кузьмич увлекся литературным творчеством. Начал с документальных книг о происках империалистов. А вскоре стали появляться романы и киносценарии под прозрачным псевдонимом С.Днепров. Осведомленным людям известны имена профессиональных литераторов, которые «помогали» Цвигуну.

Сценарии Семена Кузьмича быстро воплощались в художественные фильмы. Их главного героя, которого Цвигун писал с себя, играл Вячеслав Тихонов. Семен Кузьмич не был похож на популярного артиста, кумира тех лет, но, вероятно, в мечтах видел себя таким. Цвигун (под псевдонимом «генерал-полковник С.К.Мишин») был и главным военным консультантом знаменитого фильма «Семнадцать мгновений весны».

Брежнева страсть Цвигуна к изящным искусствам не смущала. Он снисходительно относился к мелким человеческим слабостям преданных людей. А для Цвигуна и для Цинева главным критерием оценки людей были лояльность и верность Леониду Ильичу.

БОЛЬШОЕ УХО КОМИТЕТА

Георгий Карпович Цинев контролировал девятое управление КГБ (охрана политбюро) и, как говорят, ведал прослушиванием высших госчиновников. Он присматривал и за «политически неблагонадежными» — не за диссидентами, а за теми чиновниками, кого подозревали в недостаточной преданности генсеку.

Цвигун был одним из самых преданных Леониду Ильичу людей. Никогда в жизни он не сделал бы ничего, что могло ему повредить. Теперь уже известно, что никакого дела Галины Брежневой не существовало. Но она действительно была знакома с некоторыми людьми, попавшими в поле зрения правоохранительных органов.

Начальником главного управления внутренних дел столицы был тогда выходец из комсомола Василий Петрович Трушин. «Задержали как-то спекулянтку, — рассказывал генерал Трушин, — через нее вышли на цыгана из Большого театра, который поставлял ей товары. От цыгана следы повели к Галине Брежневой».

«Цыган» — это уже упоминавшийся Борис Буряце. Но посадили его вовсе не за кражу бриллиантов. В 1982 году его приговорили к семи годам тюремного заключения по статье 154, часть 2 (спекуляция) Уголовного кодекса РСФСР. Он отсидит четыре года и в конце 1986 года выйдет на свободу.

Узнав об аресте Бориса Буряце, министр внутренних дел Николай Анисимович Щелоков, преданный Брежневу человек, перепугался. Распекал Трушина:

— Ты понимаешь, на что ты замахнулся? Как ты мог?

Щелоков позвонил Андропову — хотел посоветоваться. Но председатель КГБ ответил, что такие вопросы надо решать с Леонидом Ильичом. Щелоков недовольно сказал Трушину:

— Решай вопросы о Галине с ее мужем, не впутывай меня в это дело.

Мужем Галины был генерал-полковник Юрий Михайлович Чурбанов, первый заместитель министра внутренних дел СССР. Трушин доложил Чурбанову, что для следствия нужны показания Галины. Наутро Юрий Михайлович прислал ему заявление, подписанное Галиной Леонидовной, о том, что она Буряце не знает и дел с ним не имела.

Занималась историей Буряце не госбезопасность, а милиция. Никому в руководстве КГБ и в голову не приходило расследовать деятельность дочери генерального секретаря. Семен Кузьмич Цвигун тут и вовсе был ни при чем. Так что не было ему нужды ни ходить к Суслову с мифическими документами, ни пускать себе пулю в лоб из-за Галины Леонидовны.

Но версиям нет числа... Шептались, что Семена Кузьмича убрали, чтобы он не мешал заговору против Брежнева. А заговор будто бы организовал Суслов, который решил взять власть.

ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО В КАЛОШАХ

Вокруг Суслова тоже ходит масса слухов, версий, мифов и легенд. Человеком он был сложным, с тайными комплексами, очень скрытным. Есть литераторы, которые верят, что именно его Сталин хотел провозгласить своим наследником, да не успел.

Из всех версий эта самая смешная. Сталин, во-первых, умирать вовсе не собирался, а во-вторых, к своим подручным относился брезгливо-презрительно и никого из них не мог представить на своем месте.

Михаил Андреевич Суслов родился в ноябре 1902 года в деревне Шаховской Хвалынского уезда Саратовской губернии. В детстве болел туберкулезом и смертельно боялся возвращения болезни. Поэтому всегда кутался и носил калоши. Единственный в брежневском окружении, он не ездил на охоту — боялся простудиться.

Историки часто задаются вопросом, отчего же Михаил Андреевич Суслов, который просидел в кресле секретаря ЦК КПСС тридцать пять лет, поставив абсолютный рекорд, не стал главой партии и государства? Роль руководителя страны требует умения принимать неординарные и самостоятельные решения, не заглядывая в святцы. Хрущев это мог. Брежнев — пока не начал болеть. А Михаил Андреевич привык строго следовать канонам. Ни другим, ни себе он не позволял никаких вольностей, отклонения от генеральной линии. Тонкогубый секретарь ЦК с лицом инквизитора помнил наизусть все идеологические формулировки и патологически боялся живого слова, боялся перемен. Всегда интересовался, как в прошлом решался тот или иной вопрос. Если же звучало слово «впервые», Суслов задумывался и откладывал решение.

Над другими членами политбюро часто издевались, Суслов не давал повода для анекдотов. Улыбку вызывало только его пристрастие к калошам и старого покроя костюмам. Его дочь Майя рассказывала, что отец сурово отчитал ее, когда она надела модный тогда брючный костюм, и не пустил в таком виде за стол.

Еще изумляла привычка Михаила Андреевича ездить со скоростью чуть ли не сорок километров в час. Никто не рисковал обгонять его машину. Первый секретарь Ленинградского обкома Василий Сергеевич Толстиков говорил в таких случаях:

— Сегодня обгонишь, завтра обгонишь, а послезавтра не на чем будет обгонять.

На заседаниях политбюро Суслов сидел справа от генерального секретаря. Но не выпячивал себя, неизменно повторял: «Так решил Леонид Ильич». Брежнев знал, что ему не надо бояться Суслова: тот не станет его подсиживать. Михаила Андреевича вполне устраивало место второго человека.

Суслов говорил коротко и только по делу. Никаких шуток, посторонних разговоров. Обращался ко всем по фамилии, кроме, разумеется, Брежнева. Аппаратчики им восхищались. Но невозможно забыть то, что Суслов сделал со страной. Он был главным дирижером тотальной обработки умов, которая продолжалась десятилетиями и создала невероятно искаженную картину мира. Брежневско-сусловская система закрепила привычку к лицемерию и фарисейству — вроде бурных и продолжительных аплодисментов на собраниях, восторженного приветствия вождей — любых вождей.

Как бы отнесся Михаил Андреевич к посетителю, который заговорил бы с ним о неладах в семье генерального секретаря? По неписаным правилам партийной этики все проблемы, связанные с семьей генерального секретаря, председатель КГБ обсуждал с ним один на один — и то, если ему хватало решимости. Многоопытный Михаил Андреевич тем более не стал бы влезать в личные дела генсека. Да и не посмел бы никто прийти к нему с такими делами.

«ВЫ ХОТИТЕ МЕНЯ СДЕЛАТЬ БОЛЬНЫМ»

Так что же произошло с генералом Цвигуном в тот январский день 1982 года?

Семен Кузьмич давно и тяжело болел, у него нашли рак легкого. Сначала прогнозы врачей были оптимистическими. Операция прошла удачно. Казалось, пациент спасен, но, увы, — раковые клетки распространялись по организму, состояние его ухудшалось буквально на глазах. Метастазы пошли в головной мозг, Цвигун стал заговариваться.

В минуту просветления он принял мужественное решение прекратить страдания. Семен Кузьмич застрелился в дачном поселке Усове 19 января 1982 года. В тот день Цвигун почувствовал себя получше, вызвал машину и поехал на дачу. Там они немного выпили с водителем, который выполнял функции охранника, потом вышли погулять, и Семен Кузьмич неожиданно спросил, в порядке ли у того личное оружие. Тот удивленно кивнул.

— Покажи, — приказал Цвигун.

Водитель вытащил из кобуры оружие и протянул генералу. Семен Кузьмич взял пистолет, снял его с предохранителя, загнал патрон в патронник, приставил пистолет к виску и выстрелил. Это произошло в четверть пятого.

Брежнев был потрясен смертью старого товарища. Очень переживал, но не поставил свою подпись под некрологом самоубийцы, как священники отказываются отпевать самоубийц.

А что же случилось с Михаилом Андреевичем Сусловым?

Лечащему врачу Суслов жаловался на боли в левой руке и за грудиной после даже непродолжительной прогулки. Опытные врачи сразу определили, что боли сердечного характера — у Михаила Андреевича развилась сильнейшая стенокардия. Провели исследования, установили атеросклероз сосудов сердца и коронарную недостаточность. Но Суслов категорически отверг диагноз:

— Вы все выдумываете. Я не больной. Это вы меня хотите сделать больным. Я здоровый, а это у меня сустав ноет.

Может быть, не хотел считать себя больным, чтобы не отправили на пенсию, может, искренне не верил, что способен болеть, как другие люди. Тогда врачи схитрили: в Соединенных Штатах заказали мазь, содержащую сердечные препараты. А Михаилу Андреевичу сказали, что она снимет боли в суставах.

Суслов старательно втирал мазь в больную руку. Лекарство помогло. Сердечные боли уменьшились. Михаил Андреевич был доволен, назидательно заметил врачам:

— Я же говорил, что болит рука. Стали применять мазь, и все прошло. А вы мне твердили: сердце, сердце...

В январе 1982 года второй человек в партии лег на обследование. Первоначально врачи не нашли у него ничего пугающего. А потом прямо в больнице случился инсульт, он потерял сознание и уже не пришел в себя. Кровоизлияние в мозг было настолько обширным, что не оставляло никакой надежды.

НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ С УКРАИНЫ

Лишившись надежной опоры, Брежнев искал Суслову замену. Вроде бы остановил свой выбор на Андропове, сказал Юрию Владимировичу, что вернет его из КГБ в ЦК. Но шел месяц за месяцем, а Брежнев медлил с решением. Колебался? Присматривал кого-то другого на роль второго человека в партии?

В это время между Брежневым и первым секретарем ЦК компартии Украины Щербицким состоялся секретный разговор о кадровых делах. Андропов встревожился, понимая, что может за этим стоять. Щербицкий принадлежал к числу любимцев Брежнева.

Только через четыре месяца после смерти Суслова, 24 мая 1982 года, Андропова наконец избрали секретарем ЦК. А председателем КГБ СССР неожиданно для всех стал Виталий Васильевич Федорчук, которого перевели из Киева, — он руководил госбезопасностью на Украине. Назначение Федорчука было неприятно Андропову. Он хотел оставить вместо себя на Лубянке другого человека. Но возразить не посмел.

Виталий Васильевич проработал в Киеве двенадцать лет. В 1970 году его столь же неожиданно назначили председателем КГБ Украины. Это не было рядовой сменой руководства республиканского комитета госбезопасности, а политической акцией.

Когда Брежнев стал генеральным секретарем, Украиной руководил Петр Ефимович Шелест. А у Леонида Ильича была своя кандидатура на этот пост. Владимир Васильевич Щербицкий начинал партийную карьеру на родине Леонида Ильича, в Днепродзержинске. Но помимо личных у Брежнева были и иные мотивы.

В Москве Шелеста подозревали в покровительстве националистам. Петр Ефимович, пожалуй, больше других киевских политиков любил Украину, украинский язык. Опирался на настроения немалой части украинской интеллигенции, которая с горечью говорила о судьбе своего народа. А Щербицкий, как он сам говорил, стоял на «позициях Богдана Хмельницкого», то есть полностью ориентировался на Москву. На пленумах и совещаниях выступал на русском языке. Заботился о том, чтобы Москве нравилось все, что он делает.

После переезда Федорчука в Киев по Украине прошла волна арестов диссидентов — реальных и мнимых. Многие из них после перестройки станут видными деятелями культуры, депутатами украинского парламента. Как говорили тогда на Украине: «Когда в Москве стригут ногти, в Киеве рубят руки». Вскрытые Федорчуком «преступные недостатки» в сфере идеологии помогли Брежневу освободить кресло первого секретаря ЦК компартии Украины для своего друга. Он ловко убрал Шелеста. Хозяином республики стал Щербицкий.

Люди знающие утверждают: после смерти Суслова Леонид Ильич успокоил своего киевского друга: «моим преемником Андропов не станет, после меня ты, Володя, будешь генеральным секретарем».

ПРЕЕМНИКИ У ПОДНОЖИЯ ТРОНА

Брежнев сделал выбор в пользу Федорчука, которого и сам не знал, по совету генерала Цинева. Сам Георгий Карпович по возрасту и состоянию здоровья возглавить комитет госбезопасности не мог. Но назначение Федорчука могло быть более значительным шагом, чем казалось со стороны. Когда-то он обеспечил передачу власти на Украине в руки Щербицкого. Может быть, теперь ему предстояло исполнить такую же миссию в Москве?

Бывший секретарь ЦК по кадрам Иван Васильевич Капитонов уверял, что в середине октября 1982 года его вызвал Леонид Ильич.

— Видишь это кресло? — спросил Брежнев, указывая на свое. — В нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого...

Став председателем КГБ СССР, Федорчук продолжал оглядываться на украинское руководство. Перезванивался со Щербицким, прислушивался к его советам и просьбам. В аппарате отметили возросшую активность Щербицкого. Андропов это видел. Юрий Владимирович знал, как многое в кадровых делах зависит от КГБ.

А с Андроповым Федорчук практически не общался. Юрий Владимирович остерегался своего сменщика. Знал, что правительственной связью ведают новые люди, подозревал, что теперь чекисты прослушивают и его телефоны.

Юрий Владимирович знал, какие авансы делались Щербицкому, и это заставляло его дополнительно нервничать. Кто еще мог претендовать на кресло генерального? Константин Устинович Черненко, бессменный руководитель общего отдела ЦК?

Брежнев в последние годы настолько доверял Черненко, что, как говорят, подписывал принесенные им бумаги, не вникая в их суть. В ЦК ходили слухи, что в одном из разговоров с Черненко Брежнев доверительно сказал ему:

— Костя, готовься принимать от меня дела.

В реальности же Леонид Ильич уходить вовсе не собирался. И о скорой смерти, как и любой нормальный человек, не думал, поэтому его разговоры относительно преемника никто не воспринимал всерьез. Это был, скорее, пробный шар. Он хотел посмотреть, кто поддержит идею насчет пенсии. Но в политбюро люди были опытные, тертые, никто промашки не допустил... В его окружении всем было выгодно, чтобы он оставался на своем посту как можно дольше, хотя те, кто имел возможность видеть его вблизи, понимали, как он плох.

Страна и мир гадали, что принесет с собой новый руководитель страны, какие идеи выдвинет. И мало кто понимал, что главный кабинет на Старой площади занял тяжело больной человек, чье земное время уже истекало...

В смерти и генерала Цвигуна, и Михаила Андреевича Суслова, и самого Леонида Ильича Брежнева в 1982 году не было, как видим, ничего таинственного. Если уж на то пошло, главная загадка состоит в том, каким образом все эти люди весьма скромных возможностей и способностей, огромный слой чиновников — малограмотных догматиков или предельных циников — вообще оказались во главе нашего государства. И естественным образом довели его до упадка.

30 лет назад вереница смертей высших руководителей государства круто изменила судьбу страны

СМЕРТЬ ГЕНЕРАЛА ЦВИГУНА

АНДРОПОВ И ЕГО ЗАМЕСТИТЕЛИ

ГЕНЕРАЛЬСКАЯ ЛЮБОВЬ К КИНО

БОЛЬШОЕ УХО КОМИТЕТА

— Ты понимаешь, на что ты замахнулся? Как ты мог?

— Решай вопросы о Галине с ее мужем, не впутывай меня в это дело.

ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО В КАЛОШАХ

— Сегодня обгонишь, завтра обгонишь, а послезавтра не на чем будет обгонять.

«ВЫ ХОТИТЕ МЕНЯ СДЕЛАТЬ БОЛЬНЫМ»

Так что же произошло с генералом Цвигуном в тот январский день 1982 года?

— Покажи, — приказал Цвигун.

А что же случилось с Михаилом Андреевичем Сусловым?

— Вы все выдумываете. Я не больной. Это вы меня хотите сделать больным. Я здоровый, а это у меня сустав ноет.

— Я же говорил, что болит рука. Стали применять мазь, и все прошло. А вы мне твердили: сердце, сердце...

НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ С УКРАИНЫ

ПРЕЕМНИКИ У ПОДНОЖИЯ ТРОНА

— Костя, готовься принимать от меня дела.

Начиная с 1982 года в зарубежных СМИ периодически обсуждается информация о взрыве, якобы совершенном американскими спецслужбами на советском газопроводе в Сибири. Западные журналисты настойчиво пытаются доказать факт воровства иностранной технологии, которая была установлена на взорванной трубе.

Фантомный взрыв

Американский военный эксперт Томас Рид и американский писатель-политолог Питер Швейцер в книге «Над бездной. История холодной войны, рассказанная ее участником» утверждают, что в 1982 году в СССР на газопроводе Уренгой - Сургут - Челябинск произошел мощный взрыв, который стал результатом операции ЦРУ, подготовленной на основании сведений, предоставленных агентом КГБ Владимиром Ветровым. В частности, в книге говорится о том, что план организации экономической диверсии против Советского Союза посредством тайной передачи технологии со скрытыми дефектами одобрил сам президент Рональд Рейган. Впрочем, российские источники факт передачи технологии, как и саму аварию, отрицают.

Тем не менее американцы не только уверяют, что взрыв был, но и называют его техногенной катастрофой и «крупнейшей диверсией ЦРУ на территории СССР». Информация о случившемся появилась в различных открытых источниках на Западе едва ли не сразу после происшествия и суть ее сводилась к тому, что это был самый сильный неядерный взрыв, мощность которого соответствовала 3 килотоннам. Вспышку зафиксировали американские разведывательные спутники, и поначалу ее приняли за ядерный взрыв. Однако отсутствие электромагнитного импульса, который сопровождает подобные взрывы, изменило выводы специалистов. Вскоре, согласно публикациям, в Белый дом поступили разъяснения директора ЦРУ, который доложил: «Все нормально, взрыв – наша работа».

Диверсия по-американски

Ричард Кларк и Роберт Нейк, авторы книги «Третья мировая война: какой она будет?» излагают свой взгляд на описываемые события. По их мнению, дело обстояло следующим образом. В начале 1980-х гг. советское руководство поставило перед внешней разведкой задачу добыть на Западе ряд новейших технологий, что и было довольно успешно осуществлено.

В скором времени в ЦРУ, проанализировав научно-технические достижения СССР, пришли к выводу, что они в большинстве своем являются копиями технических новинок Запада. В ответ правительство США ввело жесткие ограничения на экспорт в Советский Союз компьютеров и программного обеспечения. Однако достижения западной научной мысли все равно продолжали просачиваться в СССР.

В июле 1981 года на экономическом форуме в Оттаве президент Франции Франсуа Миттеран поделился с главой Белого дома Рональдом Рейганом сведениями о том, что французская разведка завербовала агента КГБ Владимира Ветрова, который занимался анализом данных, собранных управлением «Т» (научно-техническая разведка).

По утверждению Миттерана, к этому времени Ветров, работавший уже под псевдонимом Farewell, передал французской стороне около 4 тыс. секретных документов, а также сообщил имена «сотен советских агентов и закупщиков», воровавших или покупавших через подставных лиц запрещенные для продажи в СССР технологии.

Американцы получили полную картину промышленного шпионажа СССР, однако решили ситуацию не торопить, а продолжать снабжать Москву новейшей продукцией, но уже в своих интересах. В это время в СССР активно строился транссибирский трубопровод в Европу. И, согласно Ричарду Кларку и Роберту Нейку, ЦРУ подсунули некачественные автоматизированные системы управления одному из советских «закупщиков» оборудования для данного объекта. В компьютерных блоках этих систем были установлены дефектные чипы. Контрольную проверку они выдерживали, однако при более продолжительной работе должны были создать внештатную ситуацию. Так и случилось, поначалу программа показала себя с лучшей стороны, но наступил момент, когда она дала команду закрыть клапан в одном сегменте трубопровода, а в другом пустить газ на полную мощность. В итоге давление превысило допустимый уровень, сварочные швы не выдержали, газ вырвался наружу и произошел «самый мощный неядерный взрыв в истории».

Ближе к реальности

И все-таки в этом рассказе много неясностей. В СССР об аварии ничего не сообщали ни в 1982 году, ни после. Невозможно установить точную дату этой катастрофы. Генерал КГБ в отставке Василий Пчелинцев, возглавлявший структуры госбезопасности в Тюменской области, в 2004 году в интервью газете «Труд» назвал версию о взрыве «полной чепухой». Но при этом добавил, что в апреле 1982 года неподалеку от Тобольска произошел взрыв двух ниток газопровода Уренгой – Челябинск, который никак не связан с иностранными спецслужбами. Все дело в русском «авось». После проверки компетентных органов было выявлено, что на 700-километровом отрезке газопровода работники «Нефтегазстроя» не установили ни одного «пригруза» – массивного бетонного кольца, прижимающего трубу к земле и удерживающего ее от всплытия в топких грунтах.

В результате, когда началась весенняя распутица, трубы в заболоченных местах всплыли на поверхность и одна из них дала трещину. Струя, вырвавшаяся наружу была настолько мощной, что пробила трубу параллельного газопровода. Взрыв произошел утром, его наблюдали пролетающие над южным Уралом самолеты, и вполне могли зафиксировать американские спутники-шпионы.

Многие отечественные специалисты выдвигают убедительные аргументы, опровергающие американскую версию. Во-первых, в 1980-х годах полностью автоматизированные системы были редкостью даже в США. Во-вторых, после нелегального приобретения импортной технологии установка ее на столь важный стратегический объект без тщательной проверки и тестирования была невозможна.

Перепутали

Доктор технических наук и эксперт-взрывотехник Владимир Захматов категорически отрицает не только факт взрыва на газопроводе в 1982 году, но и возможность совершения диверсии. Он отмечает, что взрывы, конечно, в разное время происходили, но они объяснялись сложными условиями укладки труб в болотистых местностях. По словам Захматова, таких аварий было предостаточно и в США, и в Канаде.

Многие эксперты говорят, что факты, приведенные Томасом Ридом, больше напоминают события 1989 года, когда в Башкирии произошел взрыв газопровода Западная Сибирь – Урал – Поволжье. Тогда, по официальным данным, погибли 575 человек: все они находились в поездах, проходящих в тот момент в зоне выброса газа. Комиссия установила, что утечка стала возможной из-за повреждений, нанесенных газовой трубе ковшом экскаватора еще за четыре года до трагедии.

Вполне возможно, что распространившаяся на Западе легенда о диверсии ЦРУ на советском газопроводе была частью информационной войны, которая уже не первое десятилетие велась во многих иностранных СМИ.

Что же касается Ветрова, то он был осужден в 1982 году советскими правоохранительными органами за умышленное убийство сотрудника КГБ и отправлен отбывать наказание в Иркутск. Позднее его перевели в Лефортовскую тюрьму Москвы, где после обвинения в измене Родине в форме шпионажа казнили.